В 1986 году отлично экипированная
итальянская команда направилась к
Шивлингу (6543 м). Но приключение,
выглядевшее на бумаге изящно, на
месте оказалось чередой неудач разной степени катастрофичности,
превративших восхождение в бегство
наверх. Рассказ Энрико Россо был
посвящён борьбе с высотой, холодом
болью и голодом.

© ФОТО: Thomas Huber

В июне 1986 года мы прибыли в Ганготри с сумасшедшей идеей: пройти девственную северо восточную стену Шивлинга в альпийском стиле. Мы — это я, Фабрицио Манони и Паоло Бернаскони, три приличных воспитанных итальянских юноши, имевших за спиной восхождения на Эйгер, Жорасс, Капуцин и Бадиле, излазивших все Доломиты, но не обладавших ни малейшим представлением о том, что такое гималайский альпинизм.

Я вспоминаю, как, сидя в Мисикеше, смотрел на огоньки города и понимал, что являюсь частью того многомиллиардного организма, называемого человечеством. И как в этом юном возрасте принято, я осознавал значимость предстоящего нам ухода в автономное пространство для того чтобы, как я тогда думал, раздвинуть горизонты этого самого человечества ещё на несколько шагов.

Нам рассказывали о Шивлинге, о его спиритуальном значении и значении в жизни отшельников. Мы же пытались узнать у этих самых людей о состоянии горы, о снеге и льде на её склонах, наталкиваясь при этом на непонимание со стороны паломников в оранжевых и желтых одеждах.

Несмотря на наше нетерпение, в какой-то момент и нас затянула атмосфера святости и махизма этой горы у истоков Ганга. С северо-восточной стороны наша вершина выглядела так, как рисуют гору дети: идеальным треугольником, пирамидой. Наш лагерь был раскинут на поляне Тапован, ковёр из цветов на сочной траве располагал к бесконечным медитациям на фоне горы. Первые десять дней были заняты транспортировкой материала под стену и организацией там промежуточного базового лагеря (ABC). Перед решающим рывком мы дали себе ещё два дня отдыха и провели их замечательным образом загорая у ручья с видом на Шивлинг. Время пришло, и вот в 2 часа ночи мы покидаем Тапован и молча набираем высоту на пути к стене. Не останавливаясь на перекус, мы на одном дыхании проскочили ледовый кулуар, выводящий к основанию  стены. Каждый шорох воспринимался как предвестник начинающего камнепада, мосты за нашими спинами были сожжены. Когда расцвело мы осознали, что движемся слишком медленно — вытягивать хаулбэг на положительном рельефе оказалось не очень дальновидным решением. День спустя мы стартовали с бивака не ночью, а только с рассветом. Дождавшись восхода солнца, мы двинулись в путь. Стало ясно, что больше чем 250 метров высоты в день нам не удастся проработать. Но мы не сдавались, дедово-фирновое поле в средней части стены манило возможностью быстрого набора высоты. Надеясь на быстрый темп прохождения, мы совсем не экономили собственные силы. Мы рубились на пределе, рассчитывая проскочить стену за четыре дня, но мы жестоко ошиблись. Глубину нашего разочарования вызванного, качеством льда на центральной доске, невозможно передать. Мы двигались, как улитки, вгрызаясь в тёмный перемёрзший панцирь стены. 500-метровая доска показалась нам двухкилометровой, и на её преодоление у нас ушло ещё два дня вместо запланированных 6 часов. Две ночёвки на смехотворных размеров полочках, которые нам удалось выгрызть с помощью ледовых инструментов, не очень восстанавливали наши силы… По несколько раз за ночь мы просыпались, повисая над стеной в самастраховках. Разговоров больше не было, в воздухе стоял только усталый мат. Ситуация усугублялась от часа к часу. «Благодаря» неаккуратности мы лишились половины нашего снаряжения. Один из хаулбэгов оказался не застрахованным, следствием этого мы смогли с безрадостными лицами отследить всю траекторию его падения. Видимо, зрелище падающего предмета воодушевило моих друзей и они решили повторить «произвольную программу», запустив вслед хаулбэгу нашей единственной кастрюлей. Эта потеря была особенно горькой, так как в вырезанной из пластиковой бутылки замене не представлялось возможным кипятить воду. Зацепившись за скалы хэдвола, мы почувствовали себя в относительной безопасности. Дальнейший путь проглядывался по системе гулотт, которые выводили к террасе в центре верхнего пояса скал. Мы надеялись организовать там первый удобный лежачий бивак. Терраса оказалась не ровной. Проклятие.

Между нами и вершиной оставался ещё 150 метров нависающих скал, нашпигованных зеркалами, двумя карнизами, за которыми система трещин выводила к острому скальному ребру, ведущему к ледовой крыше Шивлинга. Трудности, которые стена нам сулила, однозначно, непреодолимы нахрапом. Особенно при нашем состоянии к этому моменту: голод и дегидрация настраивали не на самый позитивный лад. Оставив барахло в лагере, мы решили завесить все имеющиеся в нашем распоряжении верёвки на ключе, переночевать и на следующий день рвать до вершины.

После обработки стены, провесив её четырьмя 9-миллиметровыми половинками, возвращаясь на бивак, я пережил настоящую истерику, вызванную животным страхом. Только на дюльфере я осознал реальную крутизну стены и глубину падения в случае чего. 9 миллиметров и 1200 метров глубины под моей болтающееся задницей позволили мне пересмотреть общепринятый взгляд на теорию относительности.

В этот день мы уронили вниз свою последнюю зажигалку. Теперь мы не могли даже разогреть воды, не то что вскипятить. В нашем настроении начинал преобладать фатализм. Мы перемешивали сухофрукты со снегом и трясли их в обрезках бутылки до тех пор, пока вся эта масса не превращалась в снежно-фруктовое пюре, которое хоть как-то можно было принимать внутрь. Путь вниз был нам заказан. Слишком много снаряжения мы потеряли, да и верёвки уже висели… Нам становилось хуже час от часу, но выхода не было: наше бегство вниз вело через вершину.

Следующее утро началось хорошо. Чуть позже полудня мы добрались до вершинного гребня. На долю секунды даже подумалось, что все трудности и невзгоды остались позади. Но только на долю секунды — буквально в следующий же момент над нашими головами обвалился серак и груда льда неумолимо приближалась к нам. Главный обвал пролетел мимо, но и осколков, накрывших нашу связку, хватило с лихвой. Паоло получил куском льда по голове, мне отбило осколком руку. Мне крупно повезло, что удар пришелся по руке, а не по голове: двадцатью метрами ниже я по неосторожности уронил в пропасть каску. Рука мгновенно опухла, двигать ею не было никакой возможности — боль невыносимая, практически до потери сознания. Я понял, что пропал! На такой высоте и после такой эпопеи я не мог надеяться на помощь друзей, которые сами уже который день бились за существование. Сжав от боли зубы и согнувшись в комок, я ждал, когда хоть немного полегчает. Придя в себя, я смог понемногу двигаться вперёд. Мы полезли дальше. Двадцатью минутами позже с моего ботинка соскочила кошка и, последовав закону земного притяжения, скрылась из виду за перегибом стены. Я был взбешен! Гора явно не собиралась меня отпускать.
Мои друзья чувствовали себя не лучше. Мы были похожи на пиратский корабль, с которого отваливались пушки, обшивка и который на полных парусах нёсся по штормовому морю к гавани с целью успеть причалить до того, как окончательно развалится и пойдет ко дну.

На следующий день мы вылезли на вершинный фирновый надув. Несмотря на плачевное состояние нашей группы, мы почувствовали себя спасёнными. Шивлинг подтвердил это ощущение, наградив нас феерическим закатом солнца.

Я спускался по классическому гребню. И чувствовал себя нереально облегчённым (и в духовном, и в физическом смысле). Неудивительно — уже который день мы ничего не ели. Я был экстремально обессилен, но моё сознание было кристально ясно и чисто. Горы, облака, гребни, — всё погружено в красную палитру лучей закатывающегося диска солнца.

Спустя 23 часа мы доволоклись до базового лагеря в Таповане, жизнь начиналась снова. Закрыв за собой полог палатки, я начал получать удовольствие от восхождения на Шивлинг.

© ФОТО: Thomas Huber
Shivling 6543 м. Северовосточная стена

«Итальянский маршрут» 1300 м. 6а/А2, 85
1986, Paolo Bernascone, Fabrizio Manoni, Enrico Rosso
10 дней

kis